Понимая, что ответов на тысячу вопросов, крутившихся у меня в голове, все равно не удастся найти в ближайшие пять минут, я принялась составлять в голове порядок действий:

1. Осмотреть трубы и найти повреждения.

2. Если таковые имеются, отыскать того, кто мог бы это починить.

3. Пойти и рассказать все Халку, если он на месте.

4. Но если пробегать слишком долго, то намокнет еще больше продуктов, значит, нужно в первую очередь заняться именно ими.

Таким образом, пункты три и четыре автоматически поменялись местами. Придется сначала спасти, все, что удастся спасти. И только потом докладывать Халку, что кто-то намеренно навредил на складе. Что он вообще предпримет после этого? Не накажут ли опять всех подряд на ранчо, если кто-то один не признается? А что, если этот кто-то не признается вовсе?

Я, кряхтя от напряжения, принялась быстро поднимать и складывать на стол из воды все, что в ней плавало, постепенно пробираясь к трубам, которые, по моему предположению, находились под раковинами в дальнем углу, там, где заканчивались длинные столы. Теперь их поверхности были усыпаны всем, что только стояло на полках над ними: рисом, гречкой, сушеной кукурузой, бог только знает, чем еще….

Подобравшись к раковинам, я встала прямо на колени — к черту джинсы, потом высохнут — и стала осматривать трубы. Пять минут спустя вывод был очевиден — они были в полном порядке. Значит, и потоп, очевидно, был ручной работой.

Вот чертовщина!

Я со стоном разогнула затекшую спину. Кому-то (или всем) за это сильно попадет. Ох, нагадил кто-то по самое некуда…. Черт!

Скрепя от злости зубами, я еще раз быстро осмотрела помещение. Кем бы ни был этот негодяй, кто устроил все это, а сначала придется разгрести последствия. По-крайней мере те, которые удастся разгрести. Продукты для Табиты важнее всего, а, значит, первостепенная задача — убрать их из воды. Только после того, как все будет убрано и сухо, можно будет идти и докладываться Халку, чтобы тот принялся искать виновного.

Я еще раз осмотрелась и едва не застонала. Это же не один час работы! До самой темноты придется провозиться! Ну, что за чертов день такой?

Я как в воду глядела.

Когда я открыла дверь на улицу, уже после того как склад был более-менее вымыт и убран, было темно.

Как только солнце добиралось до кромки гор, темнота словно накидывала бархат на лежащую внизу равнину, выставляя на всеобщее обозрение одинокий глаз луны, сияющий черного неба, до горизонта покрытого россыпью звезд.

Свет в помещении я уже погасила, и теперь пыталась отыскать оставленную на крыльце обувь.

Так…. Вот один…. А где же второй?

Я обула одну ногу и стала оглядываться вокруг, чтобы понять, куда подевался второй кроссовок. Вроде, они были здесь вместе. Оба стояли на крыльце, после того, как я разулась. Но второй ботинок пропал. Его не было ни на крыльце, ни в близлежащей траве, ни под крыльцом, куда я не преминула заглянуть, разве что руку не стала совать в темноту — страшно очень.

Чертыхнувшись и поднявшись на ноги, я зашагала к особняку, приминая траву голой пяткой. Хватит с меня на сегодня. Завтра буду искать обутку, а если не найду, то поеду и куплю новую. Задрало все уже!

Едва не шипя от раздражения и усталости, я миновала кухню. Свет в окнах не горел, вымытые чаны тускло поблескивали в тусклом свете луны.

Ужин я пропустила, но Табита, которая, по всей видимости, уже ушла спать, наверняка оставила что-нибудь в холодильнике. Однако есть не хотелось. Хотелось помыться и в постель, но это мне не грозило. Нужно переодеться и идти к Халку. Потому как чем позже — тем хуже.

Я посмотрела на свою босую ногу и чертыхнулась. Так и идти к нему? А что делать? Не совсем же босой? Ну, я и оборванка! Майка грязная, джинсы мокрые, нога голая. Еще и вспотевшая, душ ведь принять некогда…. И куда только подевался этот ботинок?

Со двора слышались голоса и топот ног. Что-то кричали охранники. Они то ли куда-то бежали, то ли кого-то ловили…. Какие у них там обычно идиотские обязанности? Мне не было до них никакого дела. Пусть орут хоть всю ночь.

Гомон чуть стих, когда я вошла в дом и юркнула в темные коридоры. Вот уже и знакомая дверь собственной комнатушки. Я еще раз пожалела, что не могу просто зайти внутрь и лечь спать. Но нужно было сначала закончить с докладом Халку. А потом уже сладко спать до самого утра, нежась, потягиваясь, сопя, смотря хорошие сны и наслаждаясь каждой минутой заслуженного покоя, который, по всей видимости, сегодня был большой редкостью, судя по тому, как громко во дворе галдели мужские голоса. И что они все взбеленились? Неужели надоело потягивать пиво и смотреть футбол?

Я вставила ключ в замок и толкнула дверь.

Не успела я войти внутрь, как в нос ударил сильный запах бензина.

Какого черта? Какой бензин?…. Что он вообще может тут делать!? Ведь не было ничего такого, когда я уходила! Я точно помнила, что не было!

Сердце забилось часто и неравномерно, как бывает всякий раз, когда в голову ударяет хорошая порция паники, смешанная с адреналином. Нехорошее предчувствие теперь не просто таилось за задворках сознания, оно просто осязаемо витало в воздухе надписью «ALARM!». От гула в собственных ушах, я даже не обратила внимание на то, что охрана теперь кричала уже где-то в доме.

Почти как в трансе, я протянула руку к выключателю, чтобы зажечь свет. Откуда же так воняет? Когда свет от лампочки заполнил комнату тусклой желтизной, я быстро опустилась на колени и заглянула под кровать. Там стояла канистра, какие я несколько раз видела в гараже. Толкнув ее пальцем, я по звону поняла, что она пустая. Что за шутки? Почему под моей кроватью стоит пустая канистра?

И что делает на моей кровати голубая майка? И почему она такая грязная и как будто прожженная?

Когда Грег ворвался в комнату, я как раз стояла возле кровати, прижав майку к себе.

— Вот она! Голубушка! Схватить ее!

Из-за его спины появились другие. Много других. Кто-то меня толкал, завязывал руки, ругал, как-то обзывал, но едва ли была способна соображать. Я дрожала и переводила взгляд то на одного, то на другого, то на кровать, то на теперь зажатую в кулаке Грега голубую жженую майку.

А в нос бил нестерпимый запах бензина.

Глава 9

Халк был зол.

Он был не просто на взводе, он был по-настоящему зол. Никто — ни ради шуток, ни ради мести, не имел права поджигать строения на ранчо, а тем более те, в которых жили люди или хранились продукты. Никому, ни одному единому человеку такое не могло сойти бы с рук, и теперь он зло смотрел на стоящую между охранниками Шерин. Он не хотел, но не имел права не верить в то, что это ее проделки, после того, как Грег принес голубую прожженную майку и пустую канистру с бензином из ее комнаты. Халк сжал зубы и скрипнул ими, будто пытаясь удержать внутри слова разочарования, которые бы неизменно вырвались наружу, останься они одни в комнате.

Шерин стояла молча. Волосы ее были спутаны, майка мокрая, одного кроссовка нет. Кожа на лице побелела, как мел, глаза лихорадочно блестели, все тело дрожало, несмотря на то, что ее плотно держали руки охранников.

Грег, почти такой же злой, как и Халк, продолжал вещать, выплевывая слова, словно порции ядовитой смеси.

— …. Она облила бензином женский барак сразу же после склада, отчего тот сразу же занялся огнем. Сухая трава — хороший проводник пламени.

— Зачем!? — Рявкнул Халк. — Зачем было жечь барак?

— Я не…. — Попыталась дрожащим голосом ответить Шерин, но слова не шли из ее горла, его будто перехватило тисками. Наконец, ей с трудом удалось вымолвить. — Я этого не делала.

Халк покачал головой.

— Почему твоя майка прожжена? Откуда бензин?

— Я не знаю!

Хрипло и зло рассмеялся Грег.

— Конечно! Не знает она! Сам что ли появился?

— Я ничего этого не делала…. — Мотала головой Шерин, постоянно твердя одни и те же слова. — Ничего не делала. Меня там не было.