Я блефовала. Но я была зла, а оттого почти безрассудна. И очень, ну просто очень хотелось от горя и досады насолить кому-нибудь еще. А «веник», к тому же, был единственным, на кого я по-настоящему злилась.

Рука Брамса замерла на полпути к кнопке, кожа его блестела от испарины.

— Хотите проверить, как долго вы продержитесь? Тогда смело жмите! А если нет…. — Я подошла к самому столу и выплюнула ему прямо в лицо. — ….тогда уймите свой тощий зад и забудьте, что я вообще когда-либо сюда приходила. Занимайтесь и дальше отбиранием конфеток, дорогая Корпорация, а для решения реальных задач, я буду теперь платить совсем другим людям.

Резко развернувшись на каблуках, я покинула кабинет.

А затем и фойе.

Проводившие меня в автомобиль мужчины не сказали ни слова. Машина доехала до угла Вест-Бартон авеню. Я вышла на улицу, не попрощавшись. Глубоко вдохнула и выдохнула.

Вот и все. Вот вам и Корпорация.

Срам, да и только….

С лицом, темнее тучи, злая и разочарованная, я быстро зашагала домой.

И что же мне теперь делать?

Усталая и выбившаяся из сил, я стояла у окна в спальне, глядя на ночной город. В пустую постель не тянуло, да и то и дело всплывающие мысли о событиях сегодняшнего дня все равно не дали бы быстро уснуть.

Поэтому я, глубоко задумавшись, смотрела на белесую луну, то выплывающую, то снова прячущуюся за прозрачную завесу из тонких облаков.

Ну, да. Накричала я на Брамса и высказала все, что хотела…. Но так у меня было на то полное право, и он прекрасно об этом знал. Знал, что мне было необходимо выпустить пар, уж после всего того, что они со мной сделали. А если бы они захотели мне мстить, то сразу не дали бы уйти, поэтому теперь, уже стоя дома у окна, было глупо волноваться по этому поводу.

Только вот что же все-таки теперь делать?

Я так надеялась на чудо, на положительный ответ. Думала, что если есть деньги, то можно будет купить желаемое, а оказалось, что нет. Одно вот такое «нет», и мир снова стал серым и одиноким.

Я скучала по Халку. Очень.

По его рукам, лицу, по ощущению защищенности и любви, которая укутывала меня так тепло и заботливо, когда он был рядом. Мне все казалось, что я не насмотрелась, не налюбовалась, не успела запомнить каждую черточку его лица, не успела пропитаться его запахом настолько, чтобы одежда до сих пор хранила любимый аромат.

Я скучала по его голосу, по словам и по той уверенности, что в них всегда звучала.

Где он сейчас? Чем занимается? Читает ли бумаги, сидя в кабинете или же курит сигару на балконе? А, может быть, проводит время в клубе, прислушиваясь к последним новостям между оунерами, притворяясь, что он, конечно же — господа, один из них? А они — простаки — верят.

Я вздохнула.

Надо спать. Это был неудачный день, но завтра будет другой. С отдохнувшей головой обязательно получится что-нибудь придумать.

Умывшись, я забралась в постель и свернулась калачиком.

До того, как подняться к себе в кабинет тем же вечером, Халк решил ненадолго заглянуть на кухню. Узнать, не нужно ли чего Табите. И, может, в очередной раз спросить ее, не передумала ли упрямица насчет возвращения в нормальный мир. Ведь сколько раз предлагал, а все «нет», да «нет», придумывает какие-то причины для отказа. То нет у нее никого в том городе, где жила до этого, то «кто будет следить за порядком на кухне»?

Халк покачал головой. Неужели сложно будет найти этой чертовой кухне нового повара? И что с того, что еда будет чуточку преснее….

Они сидели на крылечке — она с полотенцем в черных пухлых руках, он — расслабившись на прогретых за день досках, откинувшись назад, слушая, как шумят деревья.

— Ты скучаешь по ней, да, мистер?

— Угу. — Не открывая глаз, промычал Халк.

— Хорошая девочка. — Покряхтела Табита, поудобнее устраиваясь на ступеньках. — С душой. Таких мало осталось. Все не для себя, а для кого-то вечно старается. А ведь она тоже по тебе скучает, ей теперь без тебя нигде места не будет.

Халк вздохнул. Медленно втянул воздух, задержал ненадолго в легких, потом медленно выдохнул. И снова затих.

— А ведь ты и сам уйдешь скоро….

На этот раз он открыл глаза и с удивлением посмотрел на повариху. А та только проникновенно зыркнула в ответ.

— Да не продержишься ты долго теперь, побежишь ведь за ней. Оно и ежу понятно.

Халк все никак не мог найти подходящего ответа.

Откуда у нее такие мысли? Ведь сколько лет бок о бок проработали в одном месте, и никогда он не давал повода думать, что уйдет куда-то. И с чего бы? Нет, он, конечно, размышлял, стоя там, в подвале в тот день, но ведь это только мысли. Ничего более. Никто его отсюда не отпускал. И неизвестно когда отпустит (если этому вообще суждено случиться).

— Нет, Табита, не уйду.

— Да, уйдешь! — Даже не стала слушать кухарка, а только махнула черной ладошкой — Уйдешь! Я сердцем чую, что подошло твое время.

Халк только покачал головой. Но непонятное ощущение радости и свободы, перемешанное с тревогой, уже сдавило грудь. Прогнать бы его, да не получалось. Оно, словно, шальной веселый ветер, увидев распахнутую дверь, залетело внутрь и принялось играть с внутренним убранством. И хоть ты метлой, хоть палкой, а все уже перевернуто вверх дном.

Халк вздохнул.

Ну, куда он пойдет? Нарушать закон на свой страх и риск? Он бы нарушил, если бы был один….

— Ты только оставь после себя кого-нибудь дельного. — Нарушила ход его мыслей Табита. — Чтобы не дурной был он — начальник-то новый, а с головой. Такого, как ты, конечно, уже не будет, но хоть кого похожего….

Она улыбнулась. В глубоких темных глазах сверкали искорки.

Не успел Халк возразить, как Табита уже поднялась со ступенек.

— Я спать пошла. И ты иди, отдохни. Решений поспешных не принимай, все хорошо, когда правильно обдумано и сделано вовремя.

— Подожди, я ведь тебя пришел спросить, не передумала ли сама?….

— Время покажет. — Легко отмахнулась женщина. — А ты пока спать иди. Темно, видишь, уже?

Она снова улыбнулась, и скрылась в темноте коридоров, оставив его одного сидеть на крыльце.

Халк только тряхнул головой.

«Вот ведь какая… — Думал он. — Глубокая, как колодец, и такая же темная — не разглядишь, что мерцающие воды скрывают. Свои тайны не расскажет, а теплом всегда поделится. Если уж действительно уходить время пришло, то нужно будет о ней сперва позаботиться».

Решив так, Халк тоже поднялся, отряхнул джинсы, взглянул на темнеющее небо и направился в особняк.

«Дрейк» — Как много в этой слове….

И для меня в нем действительно было много. Уж не знаю, для кого куда, а для меня, похоже, все дороги вели именно к нему.

К такому выводу я пришла спустя еще пару дней, после того, как провались моя очередная попытка жить «по-человечески», заниматься нормальными делами и вернуть себе потерянное чувство радости от того, что я, наконец-то, была свободна.

Да не была я свободной. В том-то и было дело. Никак не выходило у меня, и все тут.

Я могла передвигаться, ездить, говорить с кем угодно, не боясь оказаться наказанной, потерять деньги или какие-нибудь пресловутые баллы. Но, так или иначе, я постоянно продолжала оставаться узником собственного одиночества, а эта камера была ничуть не лучше Тали. Просто если та была снаружи, то эта находилась у меня внутри.

Но от перемены мест решеток, как говориться…..

И в каком бы направлении ни пытался двигаться мой мыслительный процесс, какие бы варианты ни рассматривал — он всегда натыкался один-единственный, ни с какой стороны не объезжаемый, подводный камень по имени Дрейк.

Именно из-за него мне пришлось отмести все возможные и невозможные способы воссоединения с Халком. Без «благословения» этого таинственного человека не могло быть никакого «жили долго и счастливо» или даже «коротко и плохо, но хотя бы вместе». Без Дрейка вообще не могло быть никакого «вместе».